Опубликовано в: Новое литературное обозрение. М., 1998, № 31
Рашит Янгиров
АНЕКДОТЫ «С БОРОДОЙ». Материалы к истории неподцензурного советского фольклора. 1918-1934
Трудности, связанные с изучением материалов неофициальной советской культуры и, в частности, одного из самых ее колоритных разделов, именуемого антисоветским фольклором, обусловлены прежде всего специфическими условиями их исторического бытования и воспроизводства (1). Круг носителей этого пласта народного творчества, по распространенному мнению, был локализован на территории ГУЛАГа, а его письменная фиксация впоследствии сконденсировалась в сопутствующих архивах. Проверить этот тезис не представляется возможным: «авторизованные» публикации на эту тему отсутствуют, что, по-видимому, объясняется трудностями археографического изучения и описания собраний КГБ. Вместе с тем, подавляющая часть анекдотического материала, в последние годы заполнившего страницы массовых изданий, кажется не вполне добросовестным артефактом.
Едва ли не единственными, заслуживающими доверия, источниками по избранной теме остаются материалы русской зарубежной печати и свидетельства иностранцев. В них можно встретить комментарии, описывающие антисоветский фольклор как уникальный феномен советского быта и как единственную форму свободного политического высказывания, доступную гражданам СССР. Один из весьма сведущих иностранных наблюдателей свидетельствовал, например, о том, что «в новой России существует только один устойчивый урожай, не подвластный капризам погоды — политические анекдоты. Больше того, непогода даже способствует, кажется, их росту. Русские, как никто, умеют смеяться над собственными бедами, и новые жизненные трудности рождают у них, прежде всего, прилив новых анекдотов. Не испытывают они и трудностей в сборе и распространении этого продукта. Едва только появившись на свет, он расходится в обществе с необычайной скоростью, а самые удачные из анекдотов обходят Москву в считанные дни. В условиях тотальной цензуры чувство юмора служит людям чем-то вроде интеллектуального обезболивающего, и в Москве есть люди, коллекционирующие анекдоты, подобно былым коммивояжерам, собиравшим порнографические открытки.
«А вы слышали новый анекдот?» — это общепринятая форма взаимного приветствия москвичей, при том, что девять из десяти из них уже всем известны. Новинка распространяется так стремительно, что в течение дня вы можете прослушать ее в исполнении дюжины самых разных рассказчиков. Для эксперимента я однажды рассказал двум-трем знакомым нечто вроде анекдота собственного сочинения, естественно, не раскрывая авторства. Через несколько дней он вернулся ко мне и в течении следующих недель я слышал его многократно, но уже украшенным живописными деталями и эпизодами. При этом авторство анекдота приписывали желчному и эрудированному журналисту Карлу Радеку, который заслуженно или нет, но считается сочинителем большинства политических анекдотов.
К этому смеху — печальному, сардоническому, а подчас даже безумному -разумеется, нельзя относиться всерьез. В анекдотах — больше сознательного искажения действительности, чем ее подлинного отражения. Идейные коммунисты рассказывают анекдоты с не меньшим удовольствием, чем беспартийные, а многие из этих историй, если не все, рождаются именно в коммунистических кругах. Происходит этого, вероятно, оттого, что, по уверению психологов, человеку свойственно смеяться над чужими несчастьями.
В то же время советские анекдоты не лишены политической и исторической ценности. «Контрабандный» юмор, непечатный, рассказанный боязливым шепотом, несет в себе переменчивые и неустойчивые смыслы в соответствии с текущей политической конъюнктурой и отражает повседневные проблемы и настроения народа. Какой-нибудь особенно смешной анекдот вдруг может стать своеобразной отдушиной при общем смятении, тревоге или сомнениях. Но в любом случае анекдоты свидетельствуют о реальных тяготах, переживаемых страной в тот или иной период и о тех размышлениях, которые им сопутствуют.
В этом Россия не составляет исключения. В Германии, Австрии, Италии, везде, где подавлена свобода слова и печати, «контрабандный» юмор процветает. Это неизбежный горько-сладкий продукт диктатуры. В свое время французская революция породила запретный юмор в огромных количествах и говорят, что коллекция политических анекдотов периода Террора была даже издана в виде книги. Подобная книга о русской революции, будь она издана, дала бы богатый материал для изучения будущим историкам. Полное собрание анекдотов, начиная с 1917 года и по сегодняшний день, выстроенное по хронологическому принципу, могло бы стать специфическим, но исчерпывающим комментарием к этим насыщенным годам… По-видимому, самая полная коллекция политических анекдотов должна храниться в архивах ГПУ, которое, однако, не испытывает никакого желания их обнародовать» (2).
Существенные детали в дискурс антисоветского анекдота внес и эмигрантский наблюдатель: «Сатира в советской России является государственной монополией. Наравне с политическими, литературными, техническими, детскими и прочими журналами, государственные органы издают также и сатирические листки, к которым прикомандированы штатные остряки и карикатуристы. По приказу из заведующего литературой центра, эти состоящие на жалованьи и на пайке титулярные остряки и коллежские карикатуристы мобилизуются для сатирических выпадов по определенной цели. За пределами советской страны эти цели -империалисты, капиталисты и «социал-предатели». Внутри — это рвачи, летуны, головотяпы и мелкие сошки советской иерархии. Длина и высота казенных сатирических стрел строго установлены. Разить можно и должно, но только по определенным мишеням. Низко стелются эти стрелы. Выше секретаря заводской комячейки начинается уже область строжайшего табу.
Но и в самые горькие, самые тяжелые времена советского измывательства над обывателем, когда обыватель питался сорным пшеном и мерзлой картошкой, и рубил на топливо деревянные кровати, в России раздавался вольный смех. Он раздавался в подполье. Шепотом, с глазу на глаз обыватели передавали друг другу злые анекдоты, в которых вышучивались и высмеивались коммунисты. Эти анекдоты передавались из уст в уста и обходили всю Россию. Их переписывали и рассылали в другие города. Ими обыватель отводил свою наболевшую душу. И чем большее бешенство вызывали эти анекдоты в коммунистических кругах, тем отраднее было обывателю. Значит, не в бровь, а в глаз. В последнее время деятельность подпольных сатириков в Москве приняла новый характер, причинивший массу хлопот милиции. Какие-то смельчаки «издают» — конечно, рукописный — сатирический листок и расклеивают его ночью по стенам. Листок носит мало понятное нам, но, вероятно, не вызывающее у советского гражданина недоумения название «Четыре сбоку» и отличается остроумием и дерзостью. В одном из его «номеров помещен такой диалог между двумя гражданами:
— Какой лозунг первой пятилетки?
— Лозунг первой пятилетки известно какой: «Догнать и перегнать».
— А какой лозунг второй пятилетки?
— Тоже известно: «Догнуть и перегнуть».
— А какой будет лозунг третьей пятилетки?
— Еще окончательно не установлен. Но, вероятно, это будет: «Догнить и перегнить».
В другом номере вольной сатирической листовки помещена следующая программа московских (частью воображаемых) театров:
В театре имени Ленина — «Горе от ума».
В театре имени Сталина — «Ограбленная почта» и «Не в свои сани не садись».
В театре имени Горького — «Вечера в Сорренто», «Мнимый больной» и «Золотая лихорадка».
В театре имени Луначарского — «Мельник-колдун, обманщик и сват».
В театре имени Коминтерна — «Дядя Беккер подшутил».
В театре ГПУ — «Искатели жемчуга».
И, наконец, в Народном театре — «Без вины виноватые» (3).
Не удивительно, что московской милиции приказано не спускать глаз с московских стен. Скрывшаяся в подполье, вольная сатира бьет метко и больно» (4).
Художественная состоятельность и общественная востребованность непечатной сатиры, успешно конкурировавшей с казенным псевдо-жанром (5), не вызывали сомнений у современников по обе стороны советской государственной границы, а профессиональный юморист со стажем, причастный до своего отъезда из СССР в 1927 к воспроизводству антисоветского фольклора (6), Вл.Азов лишь констатировал присутствие анекдота в советском литературном быту. Не вписанный в официальную жанровую иерархию, он уже с начала 1920-х годов стал влиятельным фактором литературной эволюции (7) и даже объектом ученых штудий (8). Фактический же перевод анекдота из сферы нехудожественной речи в литературное измерение произошел еще на рубеже 1910-х — 1920-х годов. А.Аверченко, например, суммировал его жанровые характеристики, перенеся темы и обороты уличного слова в письменную речь:
«<...> Существует старинное распределение рассказчиков анекдотов по четырем категориям:
1) Когда рассказчик сохраняет серьезное выражение лица, а слушатели покатываются со смеху…
2) Когда смеется и сам рассказчик, и слушатели…
3) Когда рассказчик за животики держится от смеху, а слушатели свесив головы, угрюмо молчат…
4) Когда слушатели, вооружившись стульями и винными бутылками, бьют рассказчика <...> Всякий рассказчик должен помнить три основных правила своего изящного искусства:
1) Анекдот должен быть краток,
2) блестящ по передаче и
3) в конце неожидан.
Самое главное — пункт первый… Длинный анекдот напоминает Эйфелеву башню, на которую вас заставили взобраться пешком без лифта… С верхушки башни вид, конечно, очаровательный, но вы так устанете, что вам и на свет Божий глядеть противно. Излагайте анекдот приблизительно так:
В двери шикарной кондитерской протискивается чья-то голова: «Скажите, есть у вас сдобный хлеб с цукатами и миндалем?» — «Есть, есть, пожалуйте». Протискивается вся фигура. Снимает шапку — жалобно: «Подайте хлебушка, Христа ради, бедному. Три дня не ел…» <...> Или: «На парижском аэродроме к пилоту подходят два еврея: «Послушайте, вы сейчас в Лондон летите? Возьмите нас». — «А вы кто такие?» — «Так себе, обыкновенные евреи…» — «О, евреи! Ни за что не возьму. Евреи такой темпераментный народ, что начнут кричать, за плечи меня хватать — еще катастрофа будет». — «Нет, мы не будем кричать, ей-Богу. Абраша, правда, не будем?» «Ей-Богу», — говорит Абраша, — «не будем». — «Ну, я вас возьму, но с условием: за каждое сказанное слово вы платите мне фунт стерлингов. Согласны?» — «Абраша, согласен?» — «Согласен.» Сели. Полетели. Прилетели в Лондон, пилот спустился, слез, мотор осматривает. Подходит к нему один из пассажиров: «Теперь уже можно? Абраша в воду упал…» А начните вы, передавая этот анекдот, описывать место действия, наружность и возраст этих евреев — и анекдот уже погиб, завял, покрытый скучной пылью…» (9)
Политический анекдот явственно присутствовал в подцензурной советской литературе первой половины 1920-х годов и прежде всего — в ее газетно-журнальном разделе, хотя условия печатного распространения были, несомненно, контрабандными (10). Самый показательный образец в этом отношении демонстрирует так называемая «четвертая полоса» газеты «Гудок». Некоторые детали и, особенно, — недомолвки мемуарных рассказов об истории этой «кузницы советской сатиры» как и сама ее «литературная» продукция (практически вся анонимная), недвусмысленно указывают на вполне определенную фольклорную традицию, питавшую творческую фантазию ее сотрудников, в чьи профессиональные обязанности входила адаптация народной речи, в том числе и неофициальной, для подцензурной печати. (11).
В отличие от советских изданий народный юмор «на злобу дня» открыто воспроизводился в независимой печати до тех пор, пока она существовала в России, а впоследствии был восстановлен на страницах эмигрантской прессы и тематических книжных изданий, привлекавших к себе внимание даже маститых литературных критиков (12). В начале 1927 самый популярный еженедельник русского Зарубежья «Иллюстрированная Россия» даже провел первый (он оказался и последним) конкурс читателей на самый смешной антисоветский анекдот. Для подведения итогов было собрано литературное жюри во главе с Тэффи, описавшей затем его работу в специальном фельетоне: «<...> Анекдоты со всех концов эмиграции! Они приползли из banlieu (13) Парижа, приехали с соседних улиц, приехали из провинции, приплыли из Африки. Все, любящие смех русские души, откликнулись. Будет весело <...>». Однако эти ожидания не оправдались и общее впечатление «королевы русского смеха» от конкурсного материала оказалось не самым благоприятным. Прежде всего, она была уязвлена многочисленными фабульными заимствованиями конкурсантов из собственных старых рассказов и фельетонов, что помешало ей, по-видимому, должным образом оценить оборот анекдотических сюжетов в российской истории. Именно эта обида и предопределила решение жюри, в конце концов отказавшегося определить анекдот-победитель (14).
Одной из самых существенных особенностей бытования антисоветского анекдота является хронология, точно устанавливающая те или иные тематические волны его воспроизводства. Это вполне подтверждается и материалом нашей публикации. Мы намеренно ограничились периодом 1918-1934, считая его одним из самых плодотворных и к тому же достаточно «прозрачных» для репрезентации, если иметь в виду благоприятные условия для распространения антисоветского анекдота даже за пределами страны. Неизменно сопровождая и по-своему обслуживая все сколько-нибудь общественно-значимые события и явления социально-политической жизни СССР, неподцензурный фольклор в конечном счете всецело зависел от государственной конъюнктуры, до определенного времени допускавшей его полулегальное существование и даже рекрутировавшей официальных поставщиков анекдотов вроде К.Радека (см. №№ 44-46, 50-51). Новая волна политического террора, развернутая в СССР зимой 1934-1935 коренным образом поменяла не только тематику, но и само бытование политического анекдота. В его истории открылся новый, примерно двадцатилетний период, который еще подлежит серьезному изучению.
В основу нашей републикации избранных антисоветских анекдотов легли следующие печатные изводы: Советский анекдот // Воля России. 1925, № II (15); Lyons Eugene. Op.cit. Ch. «Red Laughter».
1. Научная мысль, одно время проявлявшая живой интерес к народному творчеству революционной эпохи, сумела собрать известный объем фольклорного материала и проанализировать особенности его бытования, при этом тщательно избегая по понятным причинам всяких упоминаний о существовании политического анекдота. Тем не менее один из ее социологических эскизов экстраполируется на интересующий нас предмет с высокой степенью точности: «<...> Городская улица <...> выдвинула и своих творцов и исполнителей <...>. На городской улице первыми и главными исполнителями и в значительной степени творцами песен являются уличные мальчишки и подростки — чистильщики сапог, продавцы папирос, газет, бубликов, сладостей, беспризорные. Затем идут базарные торговцы и торговки. В соответствующие бурные моменты выступали на сцену матросы, красноармейцы, рабочие. Комсомолки, имеющие свои литературные песни, себя мало проявили в городском уличном творчестве <...>. Поток контрреволюционных злобных частушек исходил из трудно определенной мещанской обывательской массы — может быть, от ремесленников, торговцев, мелких спекулянтов, особенно от мешочников, разъезжавших между городом и деревней. Творчество различных социальных группировок, вливаясь в улицу, подхватывалось уличными детьми и подростками, которые, будучи очень экспансивны и восприимчивы по натуре, переваривали в своем репертуаре решительно все — и воровскую песню, и театральные куплеты, и революционную частушку, и контрреволюционную <...>. В 1918-1923 годах улица являлась как бы ареной, на которой уличные дети-исполнители выкладывали пестрый репертуар для самой разношерстной публики, впитывая этот репертуар от разношерстных творцов и сами участвуя в этом процессе. <...>» — Стратен В. Творчество городской улицы. М. 1928.
Между прочим, отмеченный исследователем возрастной ценз носителей уличного фольклора, по-видимому, предопределил стилистическую и отчасти сюжетную инфантильность этих сочинений.
2. Lyons Eugene. Moscow Caroussel. New York. 1935, р. 321-323. Автор книги — корреспондент агентства UPI, прожил в Москве с 1928 по 1934 и был вхож в круги советской политической и художественной элиты. Колоритные описания московской жизни см. также в других его книгах: Assignment In Utopia. New York. 1937; Modern Moscow. London. 1937.
В процитированной книге Лайонс предстал и как коллекционер антисоветских анекдотов, посвятив им специальную главу «Красный смех». Отличное знание русского языка позволило ему и с высокой интонационной точностью воспроизвести монолог одного из профессиональных рассказчиков анекдотов, зашифрованного под фамилией Шампанов. В нем — слепок речевой стихии Москвы, моделирующей частную и общественную жизнь советского человека в жанровых координатах анекдота. – Ibid, р. 337-340.
3. Последний из приведенных текстов является вариацией печатной пародии. См.: Lolo (Л.Мунштейн). «Их» репертуар // Рампа и жизнь. Петроград. 1918. № 1, с. 12.
4. Азов В. Сатира под спудом // Последние новости. Париж. 14 мая 1932, с. 2. Ср. со свидетельством современника: «<...> ГПУ будто бы циркулярно распорядилось преследовать анекдоты, задевающие советскую власть. И все же фольклор не унимается. <...>» (запись от 13 мая 1929) — Шитц И. Дневник «великого перелома» (март 1928-август 1931). Париж. 1991, с. 115.
История самиздатских изданий в СССР в 1920-ые годы заслуживает специального изучения. По данным зарубежного источника, в 1928 в советских столицах выходило несколько подпольных непериодических изданий тиражами в 5-7 экземпляров, из них пять в Ленинграде и три — в Москве. Известны названия некоторых из них: христианский журнал «Земля и Небо» (объем 60 стр.), выходивший в Ленинграде, религиозно-художественный журнал «Васильки» («Василек»?), выходивший в Москве с 1926 (1 номер в год, объем 32 стр.). Существовал также библиографический журнал «Засыпающий город» (10 номеров), восприемник журналов «Путь странника» (11 номеров) и «Круг странников». Второй из указанных был гектографированным изданием (объем 250-300 стр., тираж 100 экз.). См.: Ф.С. Подпольные журналы в Сов<етской> России // Сегодня. Рига. 17 марта 1930, с. 8. В начале 1931 за границу поступили сообщения о закрытии журнала «Земля и Небо». — М. Потаенная литература // За Свободу! Варшава. 28 апреля 1931. С.2. О самиздате 1930-х годов см.: Касаткин В. Нелегальная литература в СССР // Новое слово. Берлин. 6 февраля 1944, с. 4.
5. См.: Амфитеатров А. Невеселый смех // Возрождение. Париж. 10 июля 1926, с. 2. См. также анонимную публикацию неподцензурного рассказа: Политический фольклор в СССР // Там же. 25 июня 1926, с. 2.
6. Дата отъезда Азова из СССР, указанная Е.Белодубровским (Русские писатели. 1800-1917. Биографический словарь. Т.1. М. 1989. С. 133), корректируется публикацией «Как живут в СССР «старые» писатели и журналисты. Беседа с В.А.Азовым, недавно покинувшим СССР» // Сегодня. Рига. 4 мая 1928, с. 8. Есть указания на то, что Азову принадлежит авторство некоторых антисоветских анекдотов (см. № 1).
7. См. об этом в статьях И.Груздева, Е.Журбиной и А.Д`Актиля. — Фельетон. Сб. статей под ред. Ю.Тынянова, Б.Казанского. Л. 1927.
8. Ценный материал к истории пореволюционного фольклора содержится в: Недзельский Евг. Народная поэзия в годы революции // Воля России. Прага. 1922. №№ 5, 6. Коротеньки пiснi («частушки») рокiв 1917-1925. Передне слово О.Олексiевой // Етнографичнiй Вiсниiк. Кн.I. Киiв, 1925; Стратен В. Ук. Соч. О бытовании антисоветского фольклора см. также: Спец. Смешное в трагическом (из воспоминаний обывателя)//Руль. Берлин. 4 декабря 1927, с. 3, 5; 11 декабря 1927. Анекдотический материал и особенности его бытования в контексте исторических событий зафиксированы и в опубликованных дневниках современников. См.: Окунев Н. Дневник москвича (1917-1924). Париж. 1990; Шитц И. Ук. соч. На языковые аспекты «подсоветского» юмора обратил внимание С.Карцевский в кн.: Язык, война и революция. Берлин. 1923, с. 34-36. Этот феномен заинтересовал и В.Шкловского, оставившего незавершенную работу «О теории анекдота» (1922). Примерно тогда же он намеревался использовать анекдот в качестве композиционного элемента задуманного, но так и не написанного им «политического» романа. См.: В.Б.Шкловский. Письма М.Горькому (1917-1923 гг.) // De Visu. М.1993. № 1, с. 33.
9. Аверченко А. Искусство рассказывать анекдоты. Цит. по: Новое Русское Слово. Нью-Йорк. 15 мая 1924, с. 2.
10. В.Шкловский, очевидно, по старой памяти, попытался использовать дискуссию о приемах журналистики для легализации права автора на смешное описание действительности: «<...> Беря газету, я не должен знать заранее, что мне скажут, я должен увидеть материал в новом, неожиданном повороте. И эта свобода рук обязательна <...> Нужно уметь заказывать. Иначе писатели перестанут писать и уйдут в другие профессии. Вы заказываете товар, который нельзя сделать нашими инструментами. Мастеровые приходят в отчаяние, поэтому они пьют. Нельзя предлагать описывать благополучие, когда его нет. Нельзя наполнять газету одной политикой. Без литературы, товарищи, все-таки жить нельзя». Однако советский официоз в лице М.Левидова решительно отверг эту попытку «литературной контрабанды»: «<...> есть некоторое понятие, которое как-то не сочетается с нынешней советской газетой. Это — понятие «веселого». Вы можете представить себе, чтобы в «Известиях» были веселые страницы? Это совершенно немыслимо». — Журналист. М., 1926. № 1. Цит. по: Фельетон… с. 8.
11. Одним из самых характерных можно считать пример М.Булгакова. (см.. историю с его псевдонимом «Г.П.Ухов»). Анекдот был важнейшим художественным элементом его фельетонистики 1920-х годов, а немалое число число булгаковских публикаций той поры было ничем иным, как их литературной записью. Например, фельетон «Самоцветный быт», опубликованный в берлинской газете «Накануне» (июль 1923), воспроизводил пять антисоветских анекдотов (оригинал одного из них — № 25), «закамуфлированных» под редакционную почту. Таким образом, его репутация антисоветчика была небеспочвенной и прочно закрепилась за Булгаковым уже к середине 1920-х годов. Одно из подтверждений этому -эпизод обыска в его квартире, описанный в мемуарах Л.Е.Белозерской. Антисоветский анекдот, рассказанный писателю арендатором в присутствии чекистов, выглядит почти ритуальным. -Белозерская Л. Воспоминания. М. 1989, с. 106.
12. 1200 анекдотов. Рига. Изд-во «Ориент». 1927; Еще пятьсот анекдотов немецких, английских, французских, еврейских и советских. Там же. Изд-во «Ориент». 1928; «Для некурящих». Там же. Изд-во «Мир». 1930; «Дамские». Сборник новых анекдотов. Там же. Изд-во «Мир». 1932 (все -сост. и ред. С.Карачевцева). Этой справкой мы обязаны Ю.Абызову (Рига) и А.Белоусову (СПб). Из современных публикаций укажем: Штурман Д., Тиктин С. Советский Союз в зеркале политического анекдота. Иерусалим. 1987. См. также рец. Ю.А[йхенвальда] на: Советские анекдоты. Берлин. Изд-во «Чужбина». 1927. — Сегодня. 2 июля 1927, с. 6.
13. Пригород (франц.)
14. Тэффи. Трагический завтрак // Иллюстрированная Россия. Париж. 1927. № 11, с. 1-2. Подборки конкурсных анекдотов см.: Там же. 1927. №№ 12-14.
15. Эта анонимная публикация была снабжена кратким редакционным вступлением: «Настоящее собрание анекдотов печатается исключительно с целью сохранить ценный бытовой материал, который обладает способностью легко улетучиваться <...>». — Там же, с. 50.
1
При новой власти швейцар реального училища получил повышение, став директором «советской трудовой школы». В первый же день он проводит инспекцию вверенного учреждения. Осмотрев в зоологическом кабинете коллекцию чучел птиц и зверей в стеклянных шкафах, новый директор остался очень недоволен:
— Почему я не вижу ни гидры, ни двуглавого орла? — грозно вопрошает он сопровождающего педагога.
— Понимаете, гидра — это миф, а двуглавый орел — гипербола, — объясняет смущенный зоолог.
— Ну и что же? Надо срочно купить и миф и эту… как ее?
— Гиперболу.
— Вот-вот, и ее тоже! Должны же наши дети знать, с кем им придется сражаться и от кого защищать завоевания революции!
2
В час затишья Троцкий прилег отдохнуть в штабной палатке, приказав вестовому не будить его без особой надобности. Неожиданно белые начали наступление. Вестового мучают сомнения, как будить председателя Реввоенсовета:
— «Товарищем» его не назовешь, а назвать «Вашим Превосходительством» -еще расстреляет…
Вдруг его осеняет мысль и он оглушительно орет в ухо Троцкому:
— Вставай, проклятьем заклейменный!..
3
Ночью поезд с мешочниками неожиданно останавливается в чистом поле. Из теплушки высовывается голова:
— Что случилось?
Голос из темноты отвечает:
— Паровоз меняют.
— На что? На соль?
4
Продотряд задерживает у заставы мешочника:
— Ваши документы?
Испуганный обыватель долго роется в карманах и в конце концов из сотни разных, выданных всеми властями и припасенных на все случаи жизни документов вытаскивает бумажку. Красноармеец по складам ее читает: — «А-на-лиз»… Иностранец, что ли?
Читает дальше:
— «Бел-ку нет. Са-ха-ру нет.» Проходи…
5
В комиссию по распределению пайков валом повалили всякие скоты. Первыми явились пресмыкающиеся. Им отсыпали по пайку 3-й категории только, чтобы от них отделаться.
Затем пришел конь.
— Вам, гражданин, что угодно?
— Мне бы паек.
— За какие заслуги?
— Помилуйте, на мне на Польшу наступали, на мне из Польши отступали… Я вас третий год своим мясом кормлю…
— Дать по второму разряду! Следующий!..
Подходит корова.
— Ну, а вы, гражданка, чем революцию углубили?
— Из меня красноармейцы сапоги шьют. Мое имя в мясных лавках поминают всуе. В конце концов, я даю работу для всего «Госмолока»…
— Дать по второму разряду! Следующий!..
Является осел.
— А вы, товарищ, зачем пожаловали?
— За пайком первого разряда.
— Позвольте, почему же первого?
— Я в революции первое лицо!
— Каким образом?
— Если бы ослов не было, то и вас бы не было…
6
Румынский еврей отправился с торговой миссией в Россию, но вскоре вернулся оттуда, разочарованный.
— Ну, что вы делали там, в России?
— Я повез туда два товара: хлеба и гроба. Я подумал так: если русский ест, то ему нужен хлеб, а если он не ест, то ему нужен гроб. Так я решил, что кругом буду там обеспечен.
— Ну, и что же?
— Так я разорился… Представьте себе, этот народ и не ест, и не умирает!
— Что же он тогда делает?
— Ни того, ни другого. Таки он мучается…
7
Что такое РСФСР?
Распустили солдат фронта, собрали разбойников».
Что такое ВСНХ?
Коммунист читает: «Всероссийский Совет Народного хозяйства» или «Всем скверно, нам хорошо».
Буржуй читает: «Воруй смело, нет хозяина».
Еврей читает (слева направо): «Холера на советскую власть».
8
— Какая болезнь у Ленина?
— Пара-Ильич.
9
Любознательный коммунист допытывается у нэпмана:
— Скажите, а кого бы вы хотели видеть на месте Ленина?
— Ой, я хотел бы, чтобы вы все были на месте Ленина…
10
В пункт приема пожертвований в фонд имени Ленина стоит огромная очередь, состоящая главным образом из лавочников. Заинтригованный необычной картиной, прохожий поинтересовался у одного из них:
— Скажите, Тит Титыч, почему вы так расщедрились на ленинский фонд?
— Так почин дороже денег!
11
Что говорит Минин Пожарскому, указывая рукой на мавзолей Ленина?
— Вот, где собака зарыта!
12
— Кто, по-вашему, был Ленин?
— Известно кто — председатель Совнаркома.
— Ничего подобного! Это был первый мануфактурист в России.
— Почему?
— А вот пройдитесь-ка по Никольской улице и увидите, что во всех мануфактурных лавках висит его портрет, а под ним подпись: «Ленин умер, но дело его осталось».
13
В траурные ленинские дни воры дочиста ограбили ювелирный магазин на Никольской улице и оставили хозяину записку:
«Ленин умер, но дело его живет!»
14
В связи с волной переименований всего и вся, последовавшей за смертью Ленина, возник еще один проект. Следующим, после декрета о переименовании Петрограда в Ленинград, будет выпущен декрет, по которому полное собрание сочинений Пушкина будет переименовано в полное собрание сочинений Ленина.
15
Вскоре после смерти Ленина в Госиздате был выпущен популярный очерк астрономии. Просмотрев книжку, Крупская, занимавшаяся в Главполитпросвете цензурой литературы по общественно-политическим вопросам, написала письмо в Госиздат:
«Товарищи, ставлю вам на вид недопустимое политическое головотяпство. Предлагаю немедленно изъять эту книгу и выпустить ее в исправленном виде и в соответствии с решением Совнаркома поменять в ней название «Юпитер» на «Ю-Ленин».
16
После смерти Ленин долго стучится в рай, но его не пускают. Тогда он обращается за помощью к проходящему мимо еврею. Еврей тут же соглашается и укладывает вождя в чемодан. После этого он подходит к вратам рая и стучится в калитку. В окошко выглядывает апостол Петр.
Еврей: Здесь живет Карл Маркс?
Апостол Петр (тоже еврей): Здесь.
Еврей: Так позовите уже его сюда!
К окошку подходит Карл Маркс.
Еврей: Это вы — Карл Маркс?
Маркс: А что? Я.
Еврей: А «Капитал» — это ваше?
Маркс: А что? Мое.
Тогда он бросает ему под ноги чемодан с Лениным и убегает со словами: — Так получите себе с него проценты!
17
Проходя мимо мавзолея на Красной площади, малыш спрашивает отца:
— Папа, а что это такое?
— Это, дружок, могила Ленина.
— Папа, а что такое Ленин?
— Ленин, это… это — наша могила…
18
В контору к нэпману являются уполномоченные кооператива инвалидов и назойливо предлагают купить агитоткрытки с изображениями советских вождей, изданные в пользу увечных. Сначала они предлагают ему индивидуальные портреты Троцкого, Дзержинского, Зиновьева, Калинина и других «младших» вождей, но под разными предлогами клиент отказывается от всех. Тогда ему пытаются всучить групповую фотографию членов ВЦИК, но и эту он решительно отклоняет. Наконец, гости предлагают хозяину последнее — «Ильич в гробу».
Нэпман долго и любовно ее рассматривает и наконец с чувством произносит: -Вот эта чудо, как хороша! Вот такую же, только всей группочкой вы мне к следующему разу и приготовьте!
19
Агенты ГПУ являются в нэпманскую квартиру для обыска и изъятия ценностей. Едва увидев чекистов, один из застигнутых врасплох гостей дома тут же вынимает из потайного кармана пачку ассигнаций и обращается к хозяину: -Хаим, говорю при свидетелях! Я вам должен 500 долларов? Так вот, получите!..
20
В глухую полночь в буржуазной квартире раздается громкий стук в дверь. Хозяйка от неожиданности впадает в истерическую панику: рассовывает какие-то письма и документы за обои, за обивку дивана, пытается проглотить какую-то бумажку…
Вдруг из замочной скважины с лестницы раздается сиплый шепот: — Барыня! Ты нас не бойся… Мы не с обыском, мы с грабежом…
21
Только что приехавший в Москву одессит останавливает на улице такого же одессита:
— Скажите, это Большая Дмитровка?
— Эта? Ай нет, эта — так себе…
22
Приезжий обращается на улице к прохожему:
— Скажите, это Большая Лубянка?..
— Да, порядочная…
23
Купив шикарную квартиру в центре города, одессит в день переезда стоит у подъезда дома, у которого ломовые извозчики выгружают подводу с его движимым имуществом, и считает:
— Еще два стула и я москвич!
24
Нэпман с женой проходят мимо кинотеатра «Арс» на Тверской улице. У его дверей стоит нищий с плакатиком на груди: «Слепой».
— Подайте, товарищ, сколько ваша милость будет…
— Иосиф, дай ему уже дензнак…
Нэпман лезет в карман, вынимает из жилетного кармана бумажку в сто миллионов и, небрежно подав нищему, проходит мимо. Слепой тут же останавливает его:
— Гражданин, гражданин! Бумажка-то фальшивая! На ней слова «РСФСР» не видно!
Смущенный Иосиф обменивает бумажку на настоящую, а затем спрашивает:
— Послушайте, как же вы — слепой, а так хорошо различаете водяные знаки?
— Я не слепой, я — замслеп.
— Кто?
— Я — заместитель слепого.
— А где же тогда сам слепой?
— Он там, в «Арсе», кино досматривает…
25
Налоги на частников были так велики, что никто не был в состоянии заплатить назначенной суммы. Однажды нэпман Иванов является к своему фининспектору и без всяких предисловий вынимает деньги для уплаты налога. Инспектор сразу же понимает, что дал маху, обложив своего подопечного такой малой суммой.
— Послушайте, гражданин Иванов, тут вышла ошибка. С вас следует не десять, а двадцать миллионов…
Иванов уходит и уже на следующий день приносит требуемые двадцать миллионов.
Инспектор чешет за ухом:
— Знаете, что, тут опять вышла ошибка. Мы все проверили — с вас, оказывается, причитается сорок миллионов.
Иванов уходит и на следующий день приносит нужную сумму. Ошалев от такой исполнительности, фининспектор вскакивает со стула и в полном негодовании объявляет:
— Гражданин, мы наконец определили, что всего с вас причитается сто миллионов!..
Тут Иванов не выдерживает, вытаскивает из кармана машинку для печатания фальшивых ассигнаций и бросает на стол:
— Знаете, что? Печатайте свои деньги сами и будьте вы прокляты!
26
— Здравствуйте, Литвак, что поделываете?
— О, у нас большое дело! Мы изготовляем консервы из соловьиных язычков!
— Не может быть! И делаете большой оборот?
— Почему нет?.. Не хуже, чем ничего — коробок двести в день!
— Откуда же вы берете столько соловьев?
— Ну, мы их немножко мешаем…
— И как же вы мешаете?
— Пополам: один соловей, одна лошадь…
27
Новая география России: все дороги ведут в на-Рым.
28
В отделе происшествий газеты «Известия» было помещено следующее сообщение:
«Вчера в Москва-реке обнаружен труп неопознанного утопленника. Никаких признаков внешнего насилия, кроме двух билетов государственного выигрышного займа при нем не обнаружено».
29
Члены комиссии по чистке аппарата госучреждений допрашивают очередного кандидата на увольнение:
— Какое ваше социальное происхождение?
— Сугубо пролетарское!
— Кто же ваши родители?
— Одна крестьянка и два рабочих…
30
Некий гражданин публично обругал жену комиссара свиньей. Та подала на обидчика в суд н, естественно, тому присудили двадцать рублей штрафа и десять суток ареста. Выслушав приговор, подсудимый обращается к судье:
— Товарищ судья, а если я назову свинью гражданкой, я тоже должен за это отвечать?
— Нет, — отвечает, подумав судья.
Подсудимый тут же поворачивается к ответчице и говорит ей:
— Ну, тогда — до свидания, гражданка…
31
Урок в советской школе. Голодный учитель говорит ученикам:
— Ребята, на завтрашнем уроке я вам расскажу о путешествиях Колумба и о том, как он доказал, что земля — круглая. Для этого каждый должен принести мне по куриному яйцу. Если у вас дома нет яиц, тогда принесите хлеба, картошки или капусты…
32
При приеме на службу гражданин заполняет анкету. В графе «Ваше отношение к советской власти» он записывает: «Как к жене».
— Что это значит? — спрашивают его.
— Ну, о любви не может быть и речи, но… привычка, знаете ли…
33
Войдя в магазин, покупатель обращается к приказчику:
— Скажите, это рабочий кооператив, или у вас действительно что-то можно купить?
34
Армянская загадка:
— Что такое — на «у» начинается, на «ч» кончается и очень неприятный вещь?
— ???
— Коммунист!
— Коммунист? Почему? Ну, неприятная, — понятно, но причем здесь «у» и «ч»?
— Почему? Потому что, как его увидишь, сразу думаешь: «У, сволочь!..»
35
Перед расстрелом чекисты спрашивают спеца-вредителя о последнем желании.
— Хочу перед смертью стать коммунистом, — отвечает тот.
Видя недоуменную реакцию, осужденный объясняет:
— Тогда я буду умирать, зная, что хотя бы одной сволочью на свете станет меньше…
36
Приговоренного к расстрелу нэпмана спрашивают о последнем желании. Подумав, тот просит принести ему земляники.
— Но сейчас ноябрь. Где же мы вам сейчас возьмем землянику? — отвечают растерянные чекисты.
— А это ничего. Я могу подождать и до лета.
37
Загадка:
Не горит ни на севере, ни юге, ни на востоке, ни на западе? Что это такое?
Мировая революция.
38
После очередной реформы календаря, узаконившей с января 1930 года пятидневную неделю, Сталин приступил к реформе русского алфавита. Прежде всего, было решено, что будет упразднена буква «М» как совершенно излишняя, ибо: муки нет, мяса нет, манной крупы нет, макарон нет. Мяса тоже нет и вообще Москва скоро вымрет с голоду. Правда, есть мерзавцы-оппозиционеры и Микоян, но они — реформе не помеха.
39
У крестьянина, возвращавшегося из города в деревню, по дороге неожиданно лопнули вожжи. Он решил купить новые в государственном магазине. Увидев магазин с вывеской «Госиздат», он зашел туда и спросил у продавца:
— Нет ли у вас вожжей?
— Вождей? — обрадовался тот, — сколько угодно. Вот — Ленин, вот — Сталин, вот…
— Мне этого не надо, — запротестовал крестьянин, — мне не тех нужно, каких вешают, а чтобы ими править можно было, да чтоб покрепче были…
40
Два нэпмана проходят мимо здания ГПУ на Лубянской площади. При этом один старательно прячет лицо от окон знаменитого учреждения. Его попутчик удивленно спрашивает, в чем дело.
— Да, так, — вздыхает первый, — просто не хочу испытывать судьбу…
41
На оживленном перекрестке, гражданин, не обращая внимания на окружающих, громогласно обличает советскую власть:
— Они убивают лучших людей, а остальных сажают в тюрьмы… Они — мерзавцы и разбойники, не имеющие понятия о том, как управлять страной… Они…
Проходящий мимо чекист в штатском немедленно арестовывает оратора и ведет его в ГПУ. Желая выручить арестованного, приятель объясняет:
— Да, что вы, товарищ, это же несерьезно. Посмотрите, ведь он же сумасшедший, он абсолютно невменяемый…
Но этот довод на агента не действует:
— Невменяемый-то, он, может, и невменяемый. Но откуда же он так хорошо все знает?
42
Два нэпмана обсуждают недавние похороны полпреда Воровского, застреленного белогвардейцем-эмигрантом в Лозанне.
— Как вы думаете, во сколько им встали эти похороны?
— Полагаю, что не меньше пятидесяти тысяч.
— Уй! Это же разорение! За такие деньги я бы вам похоронил всех их дипломатов!
43
К нэпману приходит фининспектор. Его встречает девочка и объявляет:
— Мама, к нам пришел фининспектор!
— Хорошо, доченька,- отвечает мать из комнат,- я сейчас выйду, а ты пока дай товарищу стул.
— Мама, — отвечает девочка, — но он не хочет один стул, он хочет всю нашу мебель…
44
Карл Радек активно участвовал в троцкистской оппозиции, боровшейся со Сталиным. После ее разгрома он в числе других оппозиционеров был выслан в Сибирь. По приезде на место сотрудники местного отделения ГПУ вручили Радеку теплое пальто и пару галош «для обустройства» на новом месте. В ответ тот немедленно отправил телеграмму в ЦК ВКП(б):
«Пальто и галоши получены. Да здравствует мировая революция!»
45
Разрабатывая план строительства социализма в одной отдельно взятой стране, Сталин решил посоветоваться с самым мудрым ребе. Тот выслушал его и попросил отсрочки, чтобы найти точный ответ в Талмуде и в других ученых книгах. Через несколько дней Сталин снова приходит к ребе и нетерпеливо интересуется:
— Ну, что? Как насчет моего вопроса?
— Я перечел все священные книги, — отвечает ему ребе, — и нашел ответ. Да, действительно, социализм в одной стране построить можно. Но тогда жить в ней будет нельзя.
46
На совещании по борьбе с проституцией обсуждается вопрос о том, какое ведомство должно заняться решением этой проблемы. Одни предлагают поручить его Наркомздраву, другие — Наркомпросу. Наконец одного из участников совещания осеняет идея:
— А что, если поручить проституток Наркомторгу? Тогда они быстренько исчезнут сами по себе, точно так же, как исчезли хлеб, чай, масло, сахар и все прочее…
47
Покупательница заходит в магазин рабочего кооператива. Увидев полки, уставленные консервными банками, она просит приказчика показать ей товар.
— Не могу, к сожалению, — со вздохом отвечает продавец, — они — пустые и стоят только для украшения.
— Ну, и хорошо, — говорит покупательница, — дайте же мне хоть две банки. Надо брать то, что есть.
48.
— Папа, — спрашивает мальчик, — а почему евреи не едят свинину?
— А что мы, русские, ее едим, что ли?..
49
На остановке в трамвай входит совершенно голый человек. Не обращая внимания на окружающих, он проходит в вагон, садится и углубляется в чтение газеты.
— Гражданин, — спрашивает его сосед, — почему вы входите в таком необычном виде в общественное место?
— Почему необычный? — отвечает тот, — Я из Минска и у нас все так ходят — ведь мы уже досрочно выполнили пятилетку…
50
Принимая очередных ходоков, «всесоюзный староста» Калинин поинтересовался, как живет деревня. Те посетовали на нехватку промтоваров в лавках и пожаловались на исчезновение из продажи одежды.
— Товарищи, вы слишком серьезно относитесь к этому вопросу, — возразил Калинин, — возьмите, к примеру, готтентотов в Африке. У них такой проблемы нет. Они чувствуют себя отлично, потому что вместо одежды используют птичьи перья и пальмовые ветви.
На это один из ходоков заметил:
— Это, конечно, здорово, что они такие находчивые, но, должно быть, социализм у них ввели пораньше, чем у нас…
51
Делая доклад об индустриализации, Калинин увлеченно описывает слушателям новые двадцатиэтажные небоскребы, недавно возведенные на улице имени Карла Маркса в Харькове.
Вдруг его перебивает один из слушателей:
— Товарищ Калинин, я из Харькова. Я почти каждый день гуляю по этой улице, но не видел там никаких небоскребов!
— Эх, товарищ, — отвечает ему всесоюзный староста, — вместо того, чтобы шляться без дела по улицам, вы бы лучше регулярно читали газеты и из них узнавали о том, что делается в вашем городе…
52
— Товарищи, — восклицает докладчик, — мы на всех парах движемся вперед. Очень скоро мы оставим далеко позади себя все страны мира!
Тут в его речь вмешивается слушатель:
— Что касается меня, то я бы вышел, как только вы доберетесь до Варшавы…
53
ГПУ арестовало гражданина по подозрению в валютных операциях, но доказать вину и заставить его сдать накопленную валюту чекистам так и не удалось. В конце концов, чтобы закрыть дело, следователь предложил арестованному освобождение в обмен на имена двух известных ему валютчиков.
— Это — пожалуйста, — обрадовался арестованный, — Рокфеллер и Морган…
54
Молодой человек пришел в Торгсин, чтобы сдать последнюю из сохранившихся в семье чайных серебряных ложек, а на вырученные деньги купить невесте свадебный подарок. В обмен на ложку кассир вручил ему бон на восемнадцать торгсиновских копеек. Пораженный покупатель отправился к заведующему за разъяснениями, что можно купить на эту сумму. Тот долго рылся в ценниках и наконец ответил:
— Да, гражданин, кое-что есть и для вас. Вот, пожалуйста, алюминиевая чайная ложка — ровно восемнадцать копеек…
55
Во время кампании по борьбе с антисемитизмом партийцам были строжайше запрещены любые шутки и анекдоты на эту тему. Те нашли из этого выход:
— Жили-были два китайца. Вот однажды они выходят из синагоги…
56
— Рабинович, как вы себя чувствуете?
— Я? Как трамвай семнадцатый номер.
— Почему?
— Потому что каждый день бегаю туда-сюда между Лубянской площадью и Бутырской заставой…
57
Проходя мимо здания ГПУ, нэпман обратил внимание на вывеску: «Посторонним вход воспрещен».
— Ну да, — замечает он, — а если они напишут «добро пожаловать», они думают, что я сюда зайду?
58
Нэпман решил устроить вечеринку по случаю дня рождения. На всякий случай он решил получить официальное разрешение и отправился за ним в ГПУ.
— Хорошо, — сказали ему там, — но мы бы хотели посмотреть список ваших гостей.
Нэпман принес список. Чекисты просмотрели его и сказали:
— Пожалуйста, проводите свою вечеринку, но имейте в виду, что двое из вашего списка — наши люди…
59
Среди ночи жена неожиданно будит мужа:
— Петр Иванович, принеси воды — мне плохо…
— Да спи ты, — отвечает муж, — кому сейчас хорошо…
60
Выйдя из тюрьмы после отсидки за неуплату налога, нэпман обнаружил, что все его сбережения, имущество и жилье конфискованы, а семья выслана в неизвестном направлении. Раздавленный судьбой, он бесцельно бродит по городу, а потом садится в трамвай и, не в силах сдержать чувств, негромко вздыхает:
— Ой-ой-ой!..
Из другого конца переполненного вагона тут же раздается саркастическая реплика:
— И он еще мне будет рассказывать!..
61
Нэпман с женой едет в трамвае. Задумавшись о своих безнадежных делах, он непроизвольно вздыхает:
— Ой-ой-ой…
— Абрам, — тут же обрывает его жена, — сколько раз я тебя просила быть осторожнее и не вести на людях контрреволюционных разговоров!
62
Как известно, нарком просвещения Луначарский был «златоустом революции». Одно время без его выступления в Москве не обходилось ни одно мало-мальски значимое общественное событие.
Однажды загорелся большой жилой дом и к нему прибыла пожарная команда, но тушить огонь она не торопилась.
— В чем дело? — спрашивает один из погорельцев, — почему вы не тушите пожар?
— Ждем наркомпроса. Товарищ Луначарский должен сказать вступительное слово…
63
В один прекрасный день обитатели Кремля вдруг поняли, что их план строительства социализма провалился и надо что-то предпринять для того, чтобы спасти свои жизни от народного гнева.
Сначала было решено довести массы до стихийного возмущения непопулярными решениями, и под этим предлогом отказаться от власти, передав ее доверенным, ничем не запятнавшим себя преемникам. Вскоре были приняты драконовские декреты, предусматривавшие массовые показательные казни за малейший проступок, но и это не произвело ожидаемого эффекта — массы безмолвствовали. Тогда было решено вызвать стихийное возмущение, приняв какой-нибудь абсолютно идиотический декрет. В стране была объявлена всесоюзная неделя плача. Все коммунисты и члены профсоюзов, включая их семьи, обязаны были каждый день громко рыдать в общественных местах.
Прошло несколько дней, но никаких признаков возмущения так и не было замечено. Наконец, на пятый день к кремлевской стене двинулась огромная манифестация. Завидев ее из окон, сталинцы облегченно вздохнули, решив, что терпению народа наконец пришел конец и он пришел их свергать. Присмотревшись к толпе, они, однако, увидели красные знамена и лозунги: «Через слезы — к социализму!», «Рыдайте громче за дело революции!» и т.п.
— Опять не то, — приуныли в Кремле, но вдруг заметили в толпе небольшую сплоченную группу, упорно пробивающуюся в первые ряды демонстрантов.
— Наконец-то! — обрадовались в Кремле, но тут же прочли транспарант, над кучкой «экстремистов»: «В виду исключительной роли в деле индустриализации СССР, пролетарские инженеры достойны того, чтобы пропустить их к месту рыдания без очереди!»
64
Что общего между жизнью в Советском Союзе и на океанском пароходе?
— Очень многое. И там, и там — беспрестанно качает, кругом — широкие горизонты, но при этом все время тошнит, а убежать некуда.
Reprinted with the author’s permission
