Пришлось как-то мне с коллегами по журналистскому цеху прилететь в святой град Иерусалим, он же аль-Кудс. Было это в 2000 году, аккурат в дни празднования Православного Рождества и во время визита Бориса Николаевича Ельцина, уже ставшего бывшим президентом, но визит на Святую землю не отменившим. Кстати, Ельцин вернётся в святые места ещё раз – в 2007 году, незадолго до своей смерти.
Что делал Ельцин во время этого визита я точно не помню. Кроме его встречи с Арафатом, куда из всех снимающих журналистов пустили только оператора Сашу Т. – и только после того как я несколько раз обругал арафатовских охранников на арабском языке. Других – “хороших” – слов по-арабски я не знал, но, видимо, ругался убедительно и очень чисто, хоть и грязно, с упоминанием их, охранников, матерей, сестёр и жён, раз оператора пустили поснимать встречу. Учите иностранные языки, они помогают взаимопониманию!
Помню ещё наше удивление, когда палестинский оркестр, встречавший Ельцина, сыграл “Полюшко, поле” вместо гимна России. Но, видимо, так и было задумано, раз Ельцин уже не был действующим президентом.
Короче, мы прилетели несколько дней до визита и имели возможность поездить по Иерусалиму и Вифлеему для ознакомления с местами съёмок и местной кухней и выпивкой. Главной выпивкой оказалась кошерная водка “Кеглевич”. Хоть она и считается женским напитком, нам понравилась, тем более, что продавалась в удобных литровых бутылках. Специально для женщин.
Что ели не помню. Кроме одного раза, когда мы случайно встретили нашего бывшего коллегу Сергея Шаргородского, с которым вместе навестили его друзей, русских профессоров университета, угостивших нас русским же борщом. Ели прямо из кастрюли, не помню почему, и запивали Кеглевичем. Понравилось!
Один раз, помню, зашли в аргентинский ресторан. К мясу фотограф Александр З. попросил официанта подать хорошего красного вина. Когда он принёс бутылку, я взглянул на этикетку и понял, что мы попали на бабки, но никому ничего не сказал. Когда речь зашла о второй бутылке, я спустился в подвал вместе с сомелье и, будучи гадом по натуре, выбрал бутылку ещё более дорого вина. Когда принесли счёт, коллеги начали возмущаться. Я напомнил им, что они хотели “хорошего вина”. В результате, как оказалось, некоторые забыли свои кошельки в гостинице. Отдали ли деньги потом, не помню.
К слову сказать, в субботу мы не нашли вообще ни одного открытого кафе или ресторана, кроме корейской забегаловки, в которой нам, скорее всего, подсунули собачье мясо.
Не помню, кто как, а мы с Сашей Т. решили всё-таки осмотреть достопримечательности. Прошлись по скорбной дороге, по который вели на казнь Иисуса Христа, зашли в храм Воскресения Христова, где находится гробница самого Христа. Отстояли в очереди, чтобы дотронуться до гробницы. Православный Саша перекрестился, мы дотронулись – и тут мы оба почувствовали сильнейший удар как бы током. Был ли это разряд статического электричества или сигнал свыше? Гробница, кстати, была построена во времена римского императора Константина Великого примерно 300 лет после предполагаемого распятия Христа. Но удар был сильный. Мы даже дёрнулись и вскрикнули. С другими паломниками ничего похожего не происходило.
Около гробницы к нам подошёл похожий на монаха человек и стал говорить с нами на непонятном языке, возможно даже на арамейском. Разобрали только одно похожее на имя слово “никодим” и то, что нам нужно куда-то пройти. Никодим так никодим. Пошли за монахом какими-то тайными ходами по каменным ступенькам вниз и на дне увидели каменную гробницу. Никодим, сказал арамеец. Мы поняли, что нам оказали честь посетить место погребения Святого Никодима. Поблагодарили жестами доброго Самаритянина и попытались вернуться наверх, но грёбаный монах жестами потребовал за экскурсию 10 баксов. С каждого. Итого: 20 долларов в минус. Может, конечно, он согласился бы и на 30 шекелей, но мы не успели ещё обменять доллары на местную валюту.
Вспомнил ещё, что делал Ельцин непосредственно 7-го января, в Рождество. Он посещал базилику Рождества Христова в Вифлееме, на территории под контролем палестинцев. Мы прибыли за несколько часов до начала службы, чтобы занять хорошее место и приготовиться к съёмке.
Было холодно. Мы были в шапках. В руках у Саши была камера и штатив – он всегда носил его сам, не доверял продюсерам. Я меня в руке была удочка с микрофоном и сумка. Чтобы войти в храм, нужно было очень низко согнуться – дверь маленькая, специально, чтобы все волей-неволей кланялись перед входом.
Мы согнулись и вошли в храм. Я снял шапку свободной рукой. У Саши обе руки были заняты и он важно продолжал идти по храму, куда мало-помалу уже начали стекаться паломники, в основном русские и другие православные верующие. Церковный служитель, стоявший рядом, вежливо попросил Сашу снять головной убор: храм ведь, какой-никакой.
Саша понял свою оплошность и рукой, которая держала штатив, попытался снять шапку. Штатив с грохотом ударился об каменный пол – все паломники разом повернули к нам голову и наступила мёртвая тишина. И в этот же самый момент Саша произнёс традиционную русскую фразу, означающую одновременно и трагедию в связи с падением и возможной поломкой дорогого штатива и своё раскаяние по поводу не снятия головного убора в церкви. И фраза эта была, как можно догадаться – “Ёп твою мать!”. Сказано было громко и от всего сердца. Мёртвая тишина стала ещё мертвее… Служитель подумал, что пусть бы уж лучше эти русские ходили в храме в шапках.
В поисках сувениров попали в восточную часть Иерусалима. Ехали на такси, нас остановили вооружённые лица арабской внешности и попросили предъявить документы. По дурости предъявили наши аккредитации, гордо украшенные флагами России и Израиля. Только русские идиоты могли такое придумать в арабском городе – и палестинские милиционеры сразу это поняли. Переспросив для верности не русские ли мы, и получив подтверждение, они опустили автоматы и посоветовали спрятать эти документы подальше, если хотим живыми вернуться в Москву. Шукран, шукран, шукран, защебетали мы на чистом арабском, спрятали свои сионистские штучки и поехали дальше. Я купил себе ножик на память.
На вылете в аэропорту меня долго пытали израильские погранцы (или таможенники, или моссадовцы), чтобы выяснить, с какой целью я приобрёл арабский кинжал. Отпустили только тогда, когда я признался, что купил его для хозяйственных нужд: резать фрукты.